— Ах ты… — Элла вся кипела от возмущения, — ты хоть знаешь на сколько эти насекомые… жуткие!
— О! — Микки разошелся. — Я смотрю, вы на пару пауков боитесь! Это я еще на счет тарантулов не вспомнил…
— Ми — и-ик!
— А что? Они такие милые.
— Ну все! С меня хватит, — Элла схватила Микка под локоть, — пошли разберемся.
— Оу! Ты сама предложила. Доррен все нам рассказал, так что я весь твой, милая.
Элла наградила Микка мрачным взглядом и потащила на выход, а он особо и не упирался. Надо и их поженить. Точно. Решено.
— Эллка! — окликнула я подругу, пока они еще не ушли. — Прихвати с собой каура, пожалуйста.
Недопес недовольно засопел, но поплелся в сторону двери. Он все это время лежал на кровати возле меня и отлипать ни в какую не хотел. Но даже ему нужен отдых и еда. Элле я доверяла, так что думаю пса голодным не оставит.
Я проводила ребят взглядом и повернулась к Рену.
— Юль, ты ведь меня простила? — произнес он.
— Конечно, простила.
— А я уж думал… у тебя было такое лицо… твои глаза…
— Ну, естественно, я сначала была в шоке от увиденного. Потеряв сознание, я как‑то отстраненно осознала, что верю тебе больше, чем собственным глазам.
— Юль, я люблю тебя, — прошептал муж.
— А я то как тебя люблю…
Естественно со всеми последними событиями мы так и не явили себя народу. Но, если честно, мне было плевать. Да и Рену, положа руку на сердце, тоже. Поэтому, спровадив из спальни друзей занялись друг другом. Ну а что? У нас, между прочим, первая брачная ночь, а ее надо провести как следует. Как следует в пастели. Как следует в ванной, как следует вон на том вон… Короче проснулись мы только ближе к обеду.
— Малыш, — раздался голос над ухом.
Я поморщила нос и закрыла лицо подушкой. Сплю я.
— Юля — я-я, — подушку наглым образом забрали.
Что‑то это стало мне напоминать.
— Любимая — я-я, — с меня стащили одеяло.
Поежившись, я притянула ноги к животу и сложилась в позе эмбриона.
— Ну, котенок, — снова засопели у уха и перевернули меня на другой бок.
Мои глаза уперлись взглядом в мужскую грудь. Такую плотную, переливающуюся бронзовым загаром грудь. М — м-м. Ну нельзя так со мной, я ведь не железная! Меня осторожно взяли за подбородок и приподняли голову, чтобы я смогла взглянуть в такие родные, отливающие холодным металлом, глаза.
— Никогда, — спокойно, но твердо произнес мой муж, — слышишь, никогда, не сомневайся во мне. Ни когда не делай поспешных выводов. Ты единственный во всей Галактике человек, который действительно мне дорог.
Похоже, он еще не совсем отделался от чувства вины. Бедный. Я лишь улыбнулась и кивнула. Хм. Не лукавишь? А как же…
— А родители?
— Ну, родители это родители, такое не обсуждают, — усмехнулся он. — А любимый человек у меня один. Я дышу тобой, живу и существую только потому, что ты со мной. И если с тобой хоть что‑нибудь случится, я себе этого не прощу.
— Да что может со мной случиться? — улыбнулась.
— Всякое…
— Не переживай, по крайней мере, пока мы на Гелон не вылетели.
— Путь до Гелона очень опасен. Мик с Эллой хоть и рассчитали самый безопасный маршрут, но тебе там делать не чего. Ты с нами не летишь.
Я насупилась и прищурила глаза.
— Это что же получается, ты оставляешь меня здесь? — возмущенно произнесла.
— Прости малыш, но здесь тебе будет безопаснее, мой отец о тебе позаботится.
— Я хочу лететь с тобой! — я прижалась теснее к капитану.
— Юля, нет. — Твердо сказал Рен.
Ну вот и как с ним разговаривать?
— Рен. Да! — так, и побольше грозности в голосе. — Мне необходимо на Гелон, мне нужно найти Слезу Дьявола, а она точно находится сейчас там!
— Почему ты так в этом уверена? — насторожился муж.
— Просто знаю и все, — коротко ответила обиженная я.
— Юля, это не обсуждается, ты с нами не летишь!
Я засопела от обиды и отвернулась от мужчины, показав ему филейную часть тела. Мои любимые вторые девяносто. И ты к ним больше не прикоснешься! Мои, только мои девяносто! Все! Устраиваю тебе секс — бойкот. Вот!
— Юля, — муж попытался дотронуться до моей филейной части, но я ударила его ладошкой по руке. А ну, цыц!
Вздохнув, мужчина встал с постели и стал одеваться. Опять весь в черном. Мр — р-р. Так Юлия отбой! И не смотри даже на него. Только краешком глаза, совсем чуть — чуть. Когда он застегивал на груди плотную черную рубашку, я не сдержала жалобного стона. Капитан хмыкнул и показал мне язык. Ах, вот значит как?! Вот так значит да?! Я, не сказав ни слова, спрятала лицо под подушкой.
— Любимая, — он подошел к кровати, — я еще раз повторяю, ты с нами не летишь. Ты можешь сопеть, возмущаться, хныкать, умолять. Хотя, против «умолять» я ничего не имею, но… это все будет бесполезно. Так что сейчас тебе принесут поздний завтрак, ты поешь, отдохнешь, можешь погулять. Охранника тебе уже подобрали, он стоит за дверью. А вечером, я надеюсь, ты снизойдешь до своего мужа, и мы с тобой бурно попрощаемся до моего возвращения. Вечером я улетаю.
Я опять засопела и не стала ему на это ничего говорить. Ну Ренчик… Ну ты у меня получишь! Кукиш ты у меня получишь!
До вечера я слонялась по комнате и, кажется, исследовала уже все углы этого довольно не маленького помещения. Признаюсь, я ждала мужа. Все‑таки беспокойство за него я испытывала, и оно не давало мне покоя. Еще и Урт этот, будь он не ладен.
В дверь осторожно постучали, я в два прыжка оказалась возле нее и тут же открыла. Вопреки моим ожиданиям на пороге стояла моя сине — голубая команда и зверь проглот.